- список поэм - пред. часть поэмы - список фотографий -

Легкой стопой оторвавшись от всеукрепляющей тверди,
Быстрым полетом минуя несчетные звенья кварталов,
Крыльями тысяч балимба смягчая бездушие света,
В дальние скрывища мест проникая, как снег тополиный,
Мудрые Кьянне, явитесь незапнопрозревшему взору,
Слуху нежданноотверзтому молвите, что же случилось
Со звонкогласой Тиннитсу, наперсницей сущих предметов,
Свод Лугальгинги пестротною силою превосходящих.

Вдоль густоцветной реки, бороздящей овраг затененный,
Из серотрубного зева исток говорливый берущей,
В уединеньи покойном бродила Тиннитсу, любуясь
Влагой омытыми грудами многоразличных предметов,
Русла извивы прудящих, сгибая бурливые волны,
Верному равенству каждого проникновенно внимала
И на брегах глиноносных взнесенные чащею скиптры
Длинносерьгистой крапивы рвала нестрекаемой дланью,
Кружево многоузорных венков терпеливо сплетая.

Корень изогнутой ивы ногой зацепивши, упала
Ликом вперед и, проворные выставив руки, узрела
В темной воде отраженье свое в остролистом убранстве;
Быстрой душой угадала себя в возвращенном обличьи,
Тайну вмещенья водою любого из зримых проникнув,
Свеянье прежнего чувствуя смене послушливым сердцем;
В горсть зачерпнув отраженье, с собой унести пожелала;
Между неплотных перстов проструившися, гибкая влага
В берег песчаный впиталась, темня увлаженные зерна;
Очи расширив, глядела Тиннитсу на тайну впитанья;
Жажда вселенья и жажда вмещения сердце объяла,
Стопы, сорвавши с земли, охватила стремительным бегом;
Быстро промчавшись, вождю Бабалуме явилась Тиннитсу,
Бурю дыханья смирив, обратилася звонкою речью:

«Жажду проникнуть в иное, как тающий снег Бандагинги
Супеси и перегной и суглинки собой насыщает,
Мощь проращения трав сообщая ожившим породам;
Жажду иное объять, как янтарность³ замкнувшейся цепи
Хладнонедвижную сталь возжигает незримым пыланьем!»

Вняв повороту судьбы, развернувшей эфирные оси,
Стрелы вершин совместившей, ответил большой Бабалума:

«Девять сезонных кругов веселившая звонкоголосьем
Духов окрестных предметов, прими небывалую долю:
Ныне свершим полноту воплощенья творящейся Дганды!»

Взяв острогрудый топор, плоскозубым бруском расклиненный,
Дальним броском размахнувшись, вонзил между грудей Тиннитсу,
Темную кожу, блиставшую в жарких лучах, рассекая,
Выгнутую рукоять орошая горячим потоком.
Павшую левой рукой подхватив, воскричал громогласно
Идолам нбаса несчетным, толпившимся в травных чащобах:

«Всюду ступайте, несчетные нбаса, настойчивым зовом
Сущих сбирая на пир Бабалумы, свершившего долю;
Ныне съедим молодую Тиннитсу, впервые отведав
Пищу, иное в ином изводящую слитною жизнью.»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как черноногие мухи, усевшись на брошенном мясе,
В переползаньи бесцельном толкая друг друга нестройно,
Камень летящий увидев, срываются роем несметным
Прочь и воздушные струи гудения бурей смущают,
Так неисчетные нбаса взметнулись секущим полетом,
Громом жужжанья балимба извивчатый сонм ужасая.

Как многорядные счеты, стуча перебросом костяшек,
Тщась сочленения чисел вобрать переменным порядком,
Ни многосвязных составов сплетенья не запечатлеют,
Ни величин, уклоненных в ничто иль во мнимость, не вместят,
Ни к беспредельности бега догнать не успеют, преткнуты
Беззаусенною рамой, обструганной зубом рубанка,
Так песнопенья размер, ударений паденьем стучащий,
Запертый равною мерой, отбитой стамескою Кьянне,
Сущих предметов бездонность стругая конечным усильем,
Ни сокровенных открыть, ни открытых исчислить бессчетных
Порослей духов, собравшихся есть молодую Тиннитсу,
Не преуспеет, ни речью проникнуть исчисленных сущность.

Пятеро Нджомб восседали, калининским зданьям подобны,
Столько же выше окрестных неся деревянные плечи,
Острых рогов окончаньем царапая видимость свода.

Семьдесят восемь Кьянане смущали числом и подобьем,
Взор и пытающий разум ввергая в немое блужданье,
Путая отождествление, не подтверждая различья.

Ономомбабва двуликий притек и одними устами
Горькую соль изрыгнул, благовонное яство усыпав,
Пресные струи по чашам вокруг изрыгая другими.

Духи изменчивых снов воплотились, явившися бдящим,
Те, кто ко млековскормленным сквозь ставни очей проникает,
Сонм зеленеющих трав посещает и область недвижных
Скал, тугоплавких металлов, бетонных панелей и стекол
Или внечувственных дум навещает покой самодвижный,
Знаньем со бдением схожий, со сном бестревожностью знанья, -
Все многостройным спиральным порядком по филам воссели,
Яви подобны, лишь звука движением не порождая.

Духи немых кирпичей восклубились над гордым собраньем,
Тяжесть остывшую тел окрылив вожделеньем к Тиннитсу,
Тенью решетчатой светлый асфальт под собою украсив.

Духи отгадок явились, блистая мерцанием взоров,
Вдруг исчезая и вдруг появляясь смененным обличьем,
К сестрам Кьянане приблизившись, знаком почтенья склонились.

Духи очей собрались, отразясь многократно друг в друге,
Серых, зеленых и карих, фасетчатых и умозрящих,
Оком Нагинги, всевидящим целостность сущих, ведомы.

Духи прессованных плит волокнистодревесных явились,
Чутким полны осязаньем; столом протяженным сложились
Перед собравшимся племенем сущих, и в плоские длани
Приняли нежное яство из крепкой руки Бабалумы,
Каждым слепым волокном осязая вершимую тайну.

Духи бегучих сияний, отброшены гладким металлом
Иль амальгамой зеркальной от света флакона Нагинги,
Между собравшихся всюду зажглись, перелетом нежданным
Яркие сети чертя на всевидном обличии сущих.

Духи шести силлогизмов явилися строгой чредою,
Стройною цепью воссели, обличьем являя бесстрашье
И справедливость, венчанье благое неравного с равным.

Духи железных решеток, хранящих стекалища ливней,
Хлябей глубинных врата, собралися на пир, предводимы
Той, возле коей Нагинга нашел истекалище света.

Духи душевных движений, волнующих зыбкие чувства,
Полнящих времени срок колыханьем надежды и страха,
Лика одной половиной другой неподобны, явились
Встретиться с милой Тиннитсу, которую часто и прежде
Сопровождали, босые следы охраняя от сглаза;
Смехом и плачем наполнили воздух, послушный любому.

Духи различных бумаг, украшающих местности Дганды,
Гладких, шершавых, оберточных, плотных картонною толщей,
Красками и начертанием ста языков испещренны,
С духом безвидного ветра обнявшись в порхающей страсти,
С шелестом долгим на пир принеслись пестроперою стаей,
Перед высокими Нджомбами пали, почтения полны.

Дух небосвода крыла распростер над бурливым собраньем,
К духу асфальтовой тверди стремясь безграничным объятьем,
[Светел бессолнечной тишью, несущей премудрость покоя],
Духов дождей ниспослал, молодую Тиннитсу оплакав.

Духи ромашек явились в обличии белых пернатых,
Меньше творенья Нсибитсу размерами, снега Дагинги
Чище красой оперения, а щебетанием легким
Песен Кьянане равны благозвучью, что в уединеньи
Сестры друг другу поют, недоступные чуждому слуху;
Вкруг изголовья Тиннитсу уселись венком погребальным
Светлые духи, шептанием крыл на ветру усмиренном
И переливчатым пеньем встречая избранницу судеб.

Духи антенн и опор, многовольтные сети несущих,
В косах густых проводов наготу укрывая, собрались;
Между растительных духов стопою несмелою стали.

Пепельная Лугальгинга спустилась вослед за дождями,
Близким и несократимым от всех отстоянием стала,
Краем одежд семицветных метя увлажненную землю,
К дочери яркие очи недвижной стрелой обращая;
Взгляд пропуская, тотчас расступились безмолвные духи.

Духи сыпучего щебня волною гремящей явились,
Передвиженьем, направленным общею волей, подобны
Ветром гонимых барханов извилистой сети, плывущей
Осыпью мелкоструистою, верхнее нижним сменяя;
Гром угашая, журчанье зернистое остановили,
В каждой частице полны нерушимою сущностью камня.

Зримостей духи собрались, потомство кудрявой Гальгинги,
Вестники Мганы для племени видящих существованье;
Всюду меж сущих проемы заполнили видом различным,
Правдой высокого Мганы, числителя целых и дробных.

Духи точильных камней появились, к которым взывают
Мыслей лудильщики, зеркало сущих точа и стверждая;
Лезвием неотвратимым движенье судьбы заострили.

Нежного инея духи явились, сгустившись из хлада,
Зелень растительных духов сребристым атласом украсив,
Радуя взор знаменателя сущих, высокого Мганы,
Души других очищая целительной властью прохлады.

Прочих не в силах исчислить возвышенных сущностью духов,
Здесь иссыхает язык, винтовою спиралью свиваясь,
Так, как кустистой акации узкий стручок потемневший,
Лопаясь вдоль пополам по сребристому шву, просыпает
Зерна имен и причастий лишенною речи гортанью
На светлопылистый путь, утрамбованный древностью плотной.

Девять кругов пузырька Мганагинги всевидные духи
Кровь негустевшую и небродившую плоть звонкогласой
В звучном молчаньи вкушали, вмещая природу Тиннитсу,
Преображая свою причащением той, что повсюду,
[В многообразьи нетленна и грушевым росам подобна,
Белые ветви обрызгавшим в чуткое время рассвета],
Светочи Нгелле в одно сочетала лампадою третьей,
Местности Дганды проникнув ни плотью, ни сетью Нагинги,
Путника брезжущим гласом в древесной молве окликая
Иль на безлюдной стезе обернуться зовя безочитым
Взглядом, от цельности стен исходящим подобным навстречу.

Дух насыщенья явился затем на пиру; но однако,
Племя бесчисленных сущих насытив и строй элементов,
Не убыла на изогнутом блюде младая Тиннитсу,
Жемчугом горьких дождинок ланит черноту украшая,
Щебетом белопернатых укрыта от гневного света.

К сестрам Кьянане тогда обратился большой Бабалума,
Тех ощущеньем нетронутых сущих прося появленья,
Что в неизменности прошлого яства покоя вкушают,
Полные благоуханием, крепнущим с каждой стопою
Зиждущих из исчезанья чертоги прошедшего Кьянне.
Вдоль ниспаданья времен устремившися, стаи балимба
Всех обретаемых в целостной памяти Кьянне призвали
От нерушимых селений, курящихся дымом утраты,
Ко средоточью времен однозначных на пир Бабалумы.

Видя деянья сестер, переполнивших чашу предчувствий,
Мудрые Нджомбы, предведая сроки созданья, призвали
Всех до бегущего края времен сотвориться имущих
Непредсказуемо и неминуемо сущих явиться
От проницаемых долов возможности неуловимой,
Светообманным восхолмьем чарующей неосторожных,
На вседуховный собор ко прямому столу Бабалумы
Сладкой Тиннитсу вкусить, приобщившися животворящей.

Мощный мотор, во флакон Мганагинги десницей искусной
Нджомбы Нтото помещенный, заглох онеменьем бездвижным,
Рухнуть на землю грозя, расколовши прозрачную хрупкость,
Свет, освещающий сущность предметов, навек угашая,
[В час, когда духи грядущих и бывших явились, скрестивши
Тропы времен лепестковой петлей на пиру Бабалумы];
Воды в теченьи застыли и вихри янтарных кружений
Остановили полет, истребляясь мгновеньем покоя,
Лишь в негасимом стремленьи подвержены существованью.

Нджомба Нсибитсу восстал и, перстами древесными щелкнув,
Строй обращенья предметов в оживший порядок восставил,
Тесные прибывшим грани трехмерности втрое умножил,
Ветрам велел овевать настоящих, грядущих и бывших,
Девятимерность одежд развевая во всех направленьях.

Девять восставленных дней насыщались пришедшие духи,
[Сущностью и проявленьями сути вмещая Тиннитсу,
Общую ныне для всех в проницании и облеченьи;]
Но, как и прежде, не тронула убыль нетленную деву
[На златомедном подносе в кругу оперенных ромашек,
Лишь сладкозвучною песней пернатого хора одету].

Мудрые Нджомбы, от зрелища пира назад отвернувшись,
В несокрушимой дали, параллели венчающей встречей,
Твердые взоров лучи сокрестив в невесомом пространстве,
Сосредоточенной мысли исполнились в точке скрещенья;
Образом неизъяснимым призвали из непостиженья
Сущих невнемлемо, непомышляемо и несказанно,
Ни восприятию чувств недоступно, ни легким балимба,
Ни волхвованию нбаса, ни духам нежданных отгадок,
Необлекаемых всеми звучащими племени сущих
Трижды шестнадцатью видами многоосмысленной речи,
Что, поплавкам узкотелым на матовой глади подобны,
Из непрозрачной пучины, бегущей не двигаясь с места,
Краткую весть о невидимом шлют усмиренным терпеньем.

Неописуемым образом племя безвестных явилось,
Действия невыразимые знаком почтенья свершило,
Неизъяснимые следствия в строе вещей порождая
И неизведанных противодействий встречая ответы;
Времени срок несчислимый вкушали нетленное яство,
Непостижимой природой вмещая младую Тиннитсу,
Вновь возлежавшую без недостатка на плитах влакнистых.

В гневном отчаяньи острую вилку метнул Бабалума
В прочное древо стола, рассекая упругость волокон;
Членов продольного сонма согласною речью приветив,
Робость молчанья восставили духи стальных острозубий,
Грозным реченьям вождя, восстенавшего горестно, внемля:

«Мудрость предчувствий - обман, и предвестия судеб солгали,
Сердце двудольное полня взбуханьем слепого предзнанья;
Более нет никого в обнимающей сущее Дганде,
Кто бы желание девы исполнил и рока теченью,
В необоримой запруде клубящему бурные воды,
Новое русло отверз, разбивая плотинные крепи.»
Ключ к поместилищам внятных речений отбросив, ограду
Уст отомкнув для терзающих воздух прозрачный рыданий,
Пав, покатился по тверди, отсутствье одежд раздирая.
Грянувшись в круг чернооких Кьянане, из плоти асфальта
Ключ многосольной воды источил к восприятию сущих
Брошенный ключ, и пузырчатый сонм кислоугольных⁴ духов
Через балимба клубы устремился к трекислому⁵ своду;
В чашу ладоней собрав родниковую влагу, Кьянане
Взором прозрачнее зримого духов всплыванье следила,
Порослью брызг прорывавших упругий покров натяженья,
Иглами легкого хлада коловших нетленную кожу.

Взор отвела и увидела, как с раздирающим скрипом
Бангадагинга восстал и стопами обеими разом
Серую твердь поразил, сотрясая поверхности Дганды;
Клич боевой испустил, совокупным звучаньем исполнив
Всё измерение сущих частот от нижайших до высших,
Датчики слуха зашкалив у чувственных и умозримых.
Все колебанья заглохли, покрыты объемлющим звуком,
И, тишиной поражая частоты, на вызов ответил
Явленник небытия, отрицательный Вагва не-сущий;
Бегом отсутствия по разветвленным дорогам пронесся,
Встреченных небытием изумляя; на пир Бабалумы
Движимый уничтожением чисел и качеств явился,
Формы, цвета и фактуры в пути отключая, и сразу
Всю молодую Тиннитсу пожрал, истребляя природу;
Но заостренная кость, переломлена бурным глотаньем,
К левой пяте прикреплявшая ищущий имени палец,
Жадное горло пронзила, поток поглощенья запрудив,
Прежде не знавшее чувства не-сущее мукой терзая,
К счету существ причислявшей досель недоступное счету
[И претворявшей отсутствие сущих в наличье возможных,
Жирную соком души благодатную почву Нагинги,
Плоть обновленной Тиннитсу, стократ невредимее прежней].
Ни изнутри, ни снаружи веществ никаких не имея,
Ни самому разделению меж и границ не причастен,
Рвоту исторгнуть не мог отрицательный дух и покорно
Проистеченью вещей подчинился, объявшись Тиннитсу,
Новое тело составив душевности прочих телесных.

Также и в прочих присутствуя чувственных и умозримых,
Части и цельность объяв и проникнув, младая Тиннитсу
Стала супругой высокого Мганы, числителя сущих,
Строем нежданным ведя переменные пляски предметов,
Тождества и измененья сплетая чарующим ладом.

Шестиступенные местности ныне навек покидая,
Таянью и немоте оставляя трезвучные долы,
С неизмененным обстаньем сливаясь прозрачной природой,
Стопам доверьте последнее, дымные духи балимба:
Всем поглотившим ее изнутри и снаружи присуща,
Трубки продольного света, подернуты голубизною,
Круглым стартером вводимы в работу плавления мрака,
Благоволеньем особым отметила дева, являясь
Взору очей любопытных сиянием нежным и слуху
Мернонапевным жужжаньем, летанию нбаса подобным,
Вьющихся идолов стаи сзывающим кличем обманным,
[Памяти скирды тугие взмеляющим в ригах сердечных].

(обращение к Кьянане - бродящей по берегу замусоренной речки Тиннитсу являются знамения: отражение и впитывание, пробуждающие в ней желание стать мировой душой - Бабалума убивает ее и сзывает все существующее ее есть - из пришедших особо исчисляется Нджомбы, Кьянане, Омомбабва, духи снов, кирпичей, отгадок, глаз, ДВП, солнечных зайчиков, силлогизмов, уличных стоков, чувств, бумажек, неба, асфальта, дождей, ромашек, антенн, Лугальгинга, духи щебня, зримостей, оселков и инея - они все не могут съесть Тиннитсу - Нджомбы и Кьянане вызывают духов прошлого и будущего - Нсибитсу восстанавливает нарушенный их прибытием порядок вещей - Нджомбы вызывают духов непознаваемого - Бабалума приходит в отчаяние, в результате чего среди Кьянане начинает бить источник минералки, уже газированной - Бангадагинга вызывает Вагву, духа небытия, который сразу пожирает Тиннитсу, но, поперхнувшись ею, становится жертвой некой пертурбации, благополучно завершающей процедуру превращения Тиннитсу в мировую Душу и, т.о., супругу Ума-Мганагинги, чем успешно завершается теогонический процесс - прощание с балимба - лампы дневного света являются символом присутствия Тиннитсу)

- продолжение поэмы - список поэм - список фотографий -