первая
страница
грамматиков
 

исторический
очерк
 

алфавитный
список
 

 

Клара Петровна Полонская

(1913-2000)

Известный специалист в области римской литературы и истории античной драмы. До 1994/95 академического г. руководила дипломными работами студентов кафедры. Изучению античной драмы посвящена ее кандидатская диссертация Историко-литературный анализ трагедии Софокла "Трахинянки", защищенная в 1948 г. Наибольшей известностью пользуется книга К. П. Полонской Римские поэты эпохи принципата Августа (М., Московский университет, 1963), а также две книги, написанные в соавторстве с Виктором Ноевичем Ярхо: В.Н. Ярхо, К.П.Полонская. Античная лирика. Ранняя греческая лирика. Эллинистическая лирика. Римская лирическая поэзия. (М., 1967); В.Н. Ярхо, К.П.Полонская. Античная комедия. Пособие по спецкурсу для студентов-заочников филологических факультетов университетов и пединститутов. (М., Изд-во Моск. ун-та, 1979). 

 

 

Совместно с Л. П. Поняевой она издала Хрестоматию по ранней римской литературе (1984 г.) - уникальное в отечественной литературе собрание архаических латинских текстов, снабженных русским переводом и комментарием. К. П. Полонской принадлежит также ряд других научных трудов и статей

отсюда

Так не бывает, но было: из всего, чему пять лет учили нас в Московском университете, больше всего запомнились мне семинары по латинскому языку, учебник латыни, преподавательница латыни Клара Петровна Полонская (не ошибся ли я в имени?), в ту пору, в конце сороковых, еще очень молодая женщина. У нее был диковинный, но безошибочный способ преподавания. Тогда в университете училось много фронтовиков, взрослых и несколько отстраненных от жизни (так мне казалось) людей. Многие из них пошли на филологический лишь потому, что там не было математики. Они не умели учиться по-школьному, а латынь сугубо школьный предмет, для школяров, ее надо зубрить. Мы приходили на урок, и выяснялось, что тот не выучил склонения и этот не выучил.

Тогда Клара Петровна принималась плакать. Ну просто плакала, никого не стесняясь. Как сейчас вижу ее за черным пустым преподавательским столом - сидит всхлипывает и вытирает слезы.

Может, это и было-то всего один раз, но кажется - будто всегда, на каждом уроке. Самое сильное воспоминание об университете - плачущая женщина за учительским столом. Смешение всех представлений. Главное, она ни в чем нас не обвиняла, она искренне страдала оттого, что она такая плохая учительница - не может заставить нас выучить урок.

Что было делать?

Мы зубрили латынь с остервенением. Мы были единственной группой, которая принимала латынь всерьез. Для всех других самым серьезным предметом были основы марксизма-ленинизма, "Основы". Основы преподавала Мария Дмитриевна Стучебникова, женщина крайне строгая и всегда почему-то грустная. Она была прямая, как рыцарь, опершийся на огромный меч, и если кто-нибудь не сделал конспекта (а изучение Основ состояло в изготовлении конспектов по работам классиков марксизма-ленинизма), то она смотрела строго и грустно, словно говоря: "На вашем месте я бы сделала конспект, вам понятно? Что ж тут непонятного?" Марксизм-ленинизм каким-то непрямым способом был связан с чем-то огромным, с тайной государства, и не выучить урок означало чем-то обидеть это огромное государство, которое едва слышно угрожало тебе в упреках преподавательницы.

Так и остались в голове из всех университетских курсов марксизм да латынь - и никакой литературы. К окончанию курса я не читал ни одного стихотворения Пастернака, не слышал имен Цветаевой и Мандельштама, не читал Булгакова, Платонова, Набокова, но сильно был подкован в революционных демократах середины прошлого века. Единственное, что мне досталось, - это курсовая по "Слову о полку Игореве", я прочитал все, что было к тому времени написано о "Слове", разобрал его по строчке и тем "Словом" всю жизнь живу - при чтении всякой хорошей русской книги мне всегда слышатся или чудятся интонации "Слова", и что-то в душе соединяется. Образование - это соединение, это материал - и соединение его. Образование цельной души. Вся суть в этой цельности.

      Заметки на полях:

      Читаю и перечитываю эти строчки. С одной стороны, точные слова о сути образования. А с другой стороны - так сердито, если не сказать зло, об университете.

      Симон Львович поступил в МГУ на филологический факультет уже образованным человеком. Он хотел новых знаний. И он честно учился. Учился лучше многих. Мне рассказывали об этом его сокурсники Артем Анфиногенов, Всеволод Ревич.

      Но и тоски хватало. Это забавно: кто учился плохо, средне, обычно, вспоминают о студенческих годах с восторгом - прогулки, вечера, приколы, пиво, а кто учился отлично - у тех окраска воспоминаний о годах обучения иная. Мог бы большему научиться, а не получилось. Учился всему заново. Об этом подумалось.

      В.В.

И надо сказать, что университет, почти не дав мне материала, какое-то соединение произвел - но унылое, угрожающее, с небольшими проблесками. Вся последующая жизнь ушла на преодоление университетского образования, на создание новой, другой цельности.

Университетские годы были потрачены зря, может быть, еще и потому, что пока я учился, я одновременно работал старшим вожатым в родной своей 324-й школе и однажды, пропустив все ту же латынь, пытался оправдаться перед Кларой Петровной, на что она мне насмешливо ответила, что знает истинную причину прогула, видела меня из окна ("Видела, видела, - сказала она, - мы все видели") - окно в аудитории выходило на Манежную площадь, где как раз во время латинского урока я маршировал с пионерами, готовясь к параду на Красной площади - были в то время и такие парады, и было приказано научить ребят ходить ровной шеренгой по сорок человек, что и солдатам, наверное, нелегко дается. В то время все было - и латынь, и шеренги. Все дело в том, что ставить на первое место. У меня на первом месте были ребята (школа была мужской) - мы допоздна сидели болтали в пионерской, у меня и сейчас сердце замирает, если вспомню то время жизни, а когда увижу на экране Олега Басилашвили, то не могу сдержаться и не похвастаться: "Мой" - Басилашвили я помню пятиклассником. Такая была жизнь. Пройти хорошо на параде, не опозорить школу казалось мне совершенно необходимым. Я вступал в жизнь с психологией отличника-энтузиаста, получившего золотую медаль, принятого в Московский университет и, главное, приглашенного на место старшего вожатого в своей школе, - поверьте, это было куда почетнее, чем, например, остаться на кафедре аспирантом (этого не было).

(Л. П. Поняева и К. П. Полонская)

Воспоминания С. А. Степанцова copy

вики