ЛИСТАГОН

Наташе

Сквозистый березняк на вид горчит,
Бесцеремонно опростались пашни
И от денька погожего торчит
Вдали кадык водонапорной башни.

Ушло далёко, в марева тоски,
Пахучее, как сныть и вереск, лето,
Оставив акварельные мазки
На копьевидных листьях бересклета.

Но лес — не галерея, не салон:
Как Одиссей когда-то — к Лестригонам,
Как кур — в ощип, он угодил в полон
К лихим и беспощадным листогонам.

И лес, трясясь, вцепился в гриву, где,
От собственного ухарства бурея,
Распадок ахнул прямиком к воде
Стремглав и вскачь: как Зея, как Бурея,

Как нартовское чудо-колесо,
Что всё и вся сминает под собою,
Пока с шипеньем, где-то близ Дюрсо,
Не перережет линию прибоя;

Как удалой абрек, на бурдюке
Летящий кувырком через пороги
По гикающей немирной реке,
Затем что к морю нет иной дороги

Абрекам.
               Хоть осклизлые мосты
Который год корёжит, точит, крючит,
Они ещё ведут через кусты,
Где выворотень выворотня круче,

Где сонмы прежде праведных опят,
Закисших в аммиачном фимиаме,
Смиренно под подошвою сопят,
Покрытые плешьми и лишаями.

Но вдруг, вдогонку порхнувшим листам,
Лес вынесло на кручу, к самой кромке!
Храпя, он чудом удержался там,
До хруста в сучьях натянув постромки.

Весь в пене беззаботного птичья,
Лес понял: можно гнать и гнать вперёд, но
В агоне, где заказана ничья,
Он нынче обойдён беcповоротно.

И остаётся, затаивши дух
В корнях и листьях ив, берёз и дуба,
Покорно дожидаться белых мух,
Теряя листья, как теряют зубы.

1998, 2000, 2002, «Парус-1» — Москва