- список поэм - пред. поэма - след. поэмa - список фотографий -

Risum fecit mihi Deus; quicumque audiverit, conridebit mihi
(Gen. 20:6)

ДЗЗЗЗ – зазвенело у Крухру в квартире с утра в понедельник,
«Кто там?» – к двери подойдя, вопросила степенно хозяйка.
МММЫЫЫЫ – раздалося в ответ, многозвучно и слитно. «Ужели
Может корова подняться по лестнице к нам и копытом
В дверь позвонить? Иль неужто есть столь неразумные люди,
Чтоб на разумный вопрос отвечали мычаньем без смысла,
Неподобающим столь?» – и в глазок посмотрела старушка.
Диво увидела: пять деревянных, рогатых и темных.
«Кто это?» – в недоуменьи воскликнула и услыхала:
«Ммыы это, Нджомбы, какие там люди... Привет тебе, Крухру,
Дева почтенная, древняя, матерь народов несчетных!»
«Как вам не стыдно, негодные! Чтобы я вам отворила?» –
И от двери отошла уже было, но тут позвонила
По телефону соседка, Наташа, и Крухре сказала:
«Что ты не впустишь? На днях ведь они по подъездам ходили
И узнавали, чего кому нужно; сегодня ж явились
Чтоб пылесос принести тебе новый, который хотела.»
«Да, я хотела... Да кто они?» – Крухру сказала Наташе.
«Нджомбы, создатели сущего, разве не видишь?» – «Да нету
Нджомб этих, что ты, ей-богу, сдурела совсем...» – «Ну тогда хоть
На пылесос посмотри,» – отвечала Наташа, и Крухру
Снова к глазку подошла и увидела между стоящих
Новый такой пылесос, весь зеленый, с пластмассовой щеткой...
«Не было раньше его здесь,» – подумала Крухру (и после,
Сколько с соседками ни говорила, не помнили вовсе
О приходивших они ничего), но однако спросила:
«Правда, что мне его вы принесли, и чего вы хотите
За пылесос?» – «Угощенья, почтенная; чаю». – «Ну ладно, –
Крухру махнула рукой, – проходите,» – и дверь отворила.

Сразу все вместе великие Нджомбы войти попытались
И не смогли, и застряли, пыхтя, меж двумя косяками.
«Что вы как малые дети, – сказала хозяйка, – входите
Как подобает, по очереди»; и великие Нджомбы
Много еще попыхтев, пропихнулись обратно, а после
По одному осторожно зайдя, в коридоре столпились.

Первым, как старший, вошел представительный Бангадагинга
После Льякиси, Нсибитсу, Нтото и за ними, в обеих
Дланях неся пылесос, Канакана, творец земнородных;
Стал его Крухру меж братьев тянуть, и торчащею щеткой
Сзади ударил Льякиси, и тот оступился, ногою
Шланг зацепив, и повергся; в падении вешалку с шубой
Темными сбил он рогами, а та на Нтото и Нсибитсу
Рухнула; пал на Льякиси Нтото, а Нсибитсу десницей
За самого Канакану схватился, и вместе поверглись;
Стал разбирать перепутанных братьев Дагинга, но коврик,
Коий в прихожей лежал, заскользил под стопой деревянной,
Так что последний владыка повергся на братьев гремящих.

С ужасом Крухру взирала на них, и назад отступила,
Чтоб позвонить, но не знала, кому; а из кучи стучащей
Голос раздался спокойный: «Не бойся, хозяйка; ведь знаешь:
Мы – отраженья вселенского разума вечного Мганы;
Щас разберемся единою мудростью наших сознаний».
«Вижу, что мудростью,» – Крухру сказала; кряхтя, потянула
Ногу, из кучи торчавшую, и обрела Канакану;
После других разобрали вдвоем и поставили ровно.

Всех оглядев их, расставленных, Крухру сказала: «Хотели
Вы угощенья?» – и распоряжения им отдавала:
Двух в магазин отослала, двоим убирать повелела
То, что в прихожей они натворили, а Бангадагинге
Чистить картошку сказала, и долго премудрый владыка
Два одинаковых клубня хотел отыскать безуспешно.

А Канакана с Льякиси пришли в магазин, и открылось
Дивное зрелище им многовидного ассортимента:
Сколько там йогуртов разных, печений на полках теснилось,
Сколько колбас возлежало, и целую стену закрыли
Разнообразных бутылок отряды, и не было видно
Двух одинаковых. Остолбенел в удивленьи Льякиси,
Руки простер и уста отомкнул для словес ликованья;
Но Канакана толкнул его в бок, чтоб уста затворил он,
И обратился к стоявшей среди изобилья продуктов
Деве высокой, с очами зелеными, в фартуке синем:

«Стройная дева, с очами зелеными, в фартуке синем!
Пусть осияет улыбка лицо твое, пусть не взирают
Столь недовольно на нас твои очи зеленые; много
Видели с братом мы дев, но владычицы стольких сокровищ
Мы не видали; так ты с благосклонной душой отпусти нам
Всех этих яств и напитков не много, а сколько нам нужно.»
«Сколько вам нужно? – ответила дева слегка раздраженно, –
Да и не вижу потом я карманов у вас, из которых
Деньги достанете». – «Мы не деньгами, но радостной вестью
Можем с тобой расплатиться, народов надеждой отрадной:
Сына зачнешь ты прекрасного, мудрого, именем Джибве,
А от него через шестью пятнадцать колен народится
Тот, Кого ждут; и немеют уста пред дальнейшим, замкнувшись!»
«Хамы, – ответила дева, – милицию щас позову я!»
«Вот и всегда так, Льякиси, – печально сказал Канакана, –
К вести они не готовы. Ну что ж, а кредитною картой
Можно у вас расплатиться?» – «Нельзя; и вобще убирайтесь».
Так возвестила, и Нджомбы отправились из магазина.

После вернулись ко Крухру с продуктами; стол накрывали
И угощенье готовили долго, и в должном порядке
Сели за трапезу; долгие речи за нею велися,
Многие им рассказала хозяйка почтенные знанья –
Где можно это купить и где то, и готовить как надо
Каждое, творог как делать, подвесив над чашей в мешочке,
Как мамалыгу варить, и как раньше жила, и что ныне
Делает. Многое съедено было и выпито много,
После, когда уж стемнело и чай разливала хозяйка,
Песнь о возвышенном начал существ предводитель Дагинга:

«Снежень бураном взметая высоко пространный несущим
Стволень шуршелестом хладным коленно сгибая древесный
В скважень занозистым звуком свистя стенобойнопроемный
Стверестень суздень растетевень дубельник расперевевень
Дует Борей. О блаженные зимы Рифейской равнины!
О наслаждение хладом, пронзительным для одеяний!
Сыростью, веющей с моря, замерзшего гладью великой!
Белый, нетронутый, ровный простерся там до горизонта
Снег, уводящий к далекому помыслы; ночью ж бескрайней
Звезды блистают глушительным блеском во мраке морозном!»

«Что ты за песню завел, предводитель существ неразумный! –
Бангадагингу прервал Канакана, – стучат у бессмертных
Зубы уже от нее, и дрожит госпожа Крухрумеме!»

«Сквоздень шуршавый, – ответил Дагинга, – уклюжные дрягвы,
Штрепетный, шустрый, штермяжистый реет над грозной пучиной
Шторма утесистый брингер и клич исторгает гонявый...»
Так возвестил и в тарелку повергся нетленной ланитой.

«Речи твои неясны и прекрасны, – ответила Крухру, –
Все же...» – «Да полно вам, Крухру почтенная, – молвил Льякиси, –
Что ты вопишь так настырно, Дагинга, о снеге и хладе?
Тают беззвучно снега, отпустив водоемы и землю,
Траву открыв прошлогоднюю и темноцветную почву,
Где, на невзрачное солнце похожа, мелка и златиста,
В этих краях мать-и-мачеха первой распустится скромно;
Видно становится, как под прозрачной водой водоема
Бьют родники и придонным песком бесшумно клубятся...»

Все замолчали, задумавшись долго; и глубже всех думал
Нджомба Нтото, так что даже скрипело тихонько, как если
Челюсть одну об другую тереть, то услышишь негромкий
Скрип в голове; и взглянул на Нсибитсу, но тот не ответил;
Тихо он начал тогда о достойном премудрую песню:

«Тонко звенят комары, обитатели высшей стихии,
Мухи летят отовсюду жужжанием многообразным,
Вьются нестройно у входа в гнездо полосатые осы,
Царственным громом – имеющий уши да слышит – взлетает
Шмель, и над дикой травой, над сплетеньем горохов мышиных
Жук жесткокрылый бронзовка проносится стрекотом страшным!
Щавелей конских родитель, лабазников пухлых, точащих
Запах медовый хмельной, и крапив, возносящих в пространство
Стрелы вершин непокорных и сотни висящих сережек,
Летний сезон! Недостойны тебя о порядке заботы,
Улиц людских прямота и привычных жилищ подметенность!
Как одинокая лужа, томяся на сером асфальте,
Сохнет, края обнажая, ссыхается под неотступным
Солнцем, так замыслы все человеков под светом безликим
Тщетность свою обнажают, ссыпаяся в угол под плинтус!» –
Так возвестил беспристрастный Нтото, судия неподкупный.

«Что ж мне теперь, не мести?» – отвечала почтенная Крухру.
«Вовсе не надо мести, – подтвердил Канакана, – коль скоро
Мы пылесос принесли». – «Ну тогда ты о том, что осталось
Спой нам, об осени». – «Осень – свобода, – ответил Накана, –
Падают листья, давление падает, что в атмосфере,
Падают путы с души, отлетающей в царство покоя,
В сумерки серые, в сон успокоенный; если ж не спится,
Ждешь с замиранием сердца, когда, темнотою укрытый,
Снег ничему не внимающий ляжет, о коем Дагинга,
Этот, который в тарелке храпит непробудно, пропел вам;
После же снова по кругу четыре сезона вернутся».

Все помолчали немного, и после Нсибитсу, который
Слова еще не промолвил, торжественно начал: «Хозяйка!
Крухру почтенная, дочь Андагоко и Кхегмеме внучка!
Мы, созидатели сущего, вовсе не просто сегодня
В дом твой пришли, но с торжественной вестью, народов отрадой:
Сына зачнешь ты прекрасного, мудрого, именем Джибве,
А от него через шестью пятнадцать колен народится
Тот, Кого ждут; и немеют уста пред дальнейшим, замкнувшись!»

«Много от вас я сегодня услышала глупостей, много
Видела, но не таких, – отвечала хозяйка, смеяся, –
Вот насмешили – кому ни расскажешь, все будут смеяться:
Семьдесят шесть мне годов, и замужем я не бывала».

Сильно смутились великие Нджомбы и нос зачесали.
После Льякиси сказал, посмотрев недовольно на брата:
«Брось ты, Нсибитсу, совсем не за этим ведь мы приходили,» –
«А для чего?» – вопросил удивленно Нсибитсу. «Да просто
Чтобы поесть». – «Нет, пришли пылесос принести мы,» – вмешался
Бангадагинга, проснувшись; ему отвечал Канакана:
«Э, да какой пылесос? Пылесоса ведь нету» – «Как нету?
Вот же он». – «Слушай, Дагинга, – Льякиси промолвил, – неважно;
Час уже поздний и надо хозяйку в покое оставить.»
«Что же мы, так и уйдем?» – «Ну, не так, так в окно...» – «Да пошел ты
В форточку сам». – «Прекратите,» – воскликнул Нтото. – «Да чего ты?»
– «Так неприлично вести себя с дамой почтенной, собратья;
Вас не уймешь теперь, так что сейчас мы исчезнем». И сразу
Разом они впятером испарились, как не было; впрочем,
Тотчас вернулся Дагинга и вышел в окно; проводила
Взглядом хозяйка его, но тут перед ней появился
Снова Льякиси и в шкаф бельевой без остатка сокрылся;
Долго ждала изумленная Крухру, чтоб вылез, а после,
Дверцу открывши, его не нашла; все белье перерывши,
На статуэтку Льякиси наткнулась, с ладошку размером;
Часто потом находила ее то под шкафом, то в ванной,
Только не там, где оставила прежде. Еще ей остался
Новый такой пылесос, весь лиловый, с пластмассовой щеткой.

- список поэм - пред. поэма - след. поэмa - список фотографий -